| |
 |
 |
 |
||
ВСЕ МЫ БЫЛИ ТОГДА ПИОНЕРАМИ…
Пионерское детство не оставило во мне основополагающего впечатления. Все мы были тогда пионерами, повязывали вокруг шеи красные галстуки, учили стихи:
Как повяжешь галстук,
Береги его —
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного.
Да еще запомнилась поездка во всесоюзный пионерский лагерь «Артек». Черное море близ Ялты, белый пароход, в зеленой скорлупе недозревшие грецкие орехи, пачкавшие руки чем-то черным, как северный одуванчик, тяжелый соленый прибой и сказочно голубой, прохладно чистый туалет, где я, пионерка с севера, спасаясь от южного зноя, сидела в кафельном углу и запойно читала разнообразные книжки большой артековской библиотеки.
Шел 1947 год. Голодный разрушенный Ленинград еще не вполне отошел от блокады и потихоньку учился есть. А здесь кормили четыре раза в день! Это впечатляло! Нам выдали белоснежные юбочки, белые блузки, шелковые красные галстуки. И все бесплатно! В «Артек» посылали лучших. Мой отец работал в районном отделе компартии, в так называемом РАЙКОМЕ. Он уходил от нас с мамой насовсем и усыплял собственную совесть детской путевкой в лучший лагерь страны.
В «Артеке» были преимущественно дети из южных республик: например, много узбечек, собиравших на полях коробочки хлопка и награжденных почетной путевкой. Это были сильные, горластые девчонки, с вполне развитыми женскими формами — рядом с ними я чувствовала себя доходягой. Того ощущения, которое впоследствии легло в основу песни 80-х «Ты, я, он, она — вместе дружная семья», в «Артеке», пожалуй, не было. Гимн всесоюзного лагеря «Есть местечко в Крыму, отовсюду к нему пионеры слетелись гурьбой» вызывал во мне эстетическое отторжение, особенно это «слетелись гурьбой». Но настроение переломилось, когда мы отправились в поход. Помню, как перед этим нас накормили пюре с селедкой, объяснив: чтобы не хотелось пить. Вот тебе и раз! Все вышло наоборот. Отчаянно тянуло попить. И когда мы оказались в Бахчисарае, то из фонтана, воспетого когда-то Пушкиным, едва ли не вычерпали всю воду, опорожнив многочисленные чаши в форме раковин:
Фонтан любви, фонтан живой,
Принес я в дар тебе две розы…
Это были стилизованные раковины, расположенные уступами на стене, по которой струилось тоненькая водяная нить. Мы к ним припали, и фонтан на некоторое время пересох. Экскурсовод спросил нас: « А почему поэт принес две розы, а не три, к примеру?». Мы, пионеры, конечно, не знали ничего из церковной символики. Помню, как мне стало неловко. Так началось мое глубинное знакомство с Пушкиным длиною в целую жизнь. Думала ли я тогда, что старт и к Пушкинским турнирам, и к Лицейским урокам, которые теперь стали традицией нашей гимназии, дал мне «Артек» послевоенного времени…
Мозженко Н.В., учитель русского языка и литературы
Статья опубликована в школьной газете «528.ru», 2013, № 4